Normal testing

Надо же, я был в Бобруйске!

Да, всего лишь проездом, ночью, в тяжелой полудреме, которая бывает только в автобусах на международных рейсах, но все-таки был 🙂

А затем — рраз, и я в Санкт-Петербурге. Аврора двух революций, и что там еще — он самый. По приезду — широкая, темная улица, хлябь и мокрый снег, прохожие кутаются в шарфы и шапки, а некоторые на ходу пьют пиво из банок.

В Кишиневе пасмурность и серость почти незаметны — ведь я знаю, каким бывает город под жарой солнца. Одессу и Харьков я тоже видел под полным солнцем. С Санкт-Петербургом мне зло не повезло.

Но я приехал не город смотреть, а на конференцию, поэтому первый же вечер ушел на то, чтобы вернуться в состояние, приближенное к вменяемости, и продолжить наведение подготовочного марафета.

Ибо предстояло мне на конференции заниматься тяжким делом — новости публиковать.

Нет, собственно, новости публиковать легко и приятно, если их тебе кто-то уже подготовил. Вся загвоздка в предпечатной подготовке текста. Плюс презентации — выяснилось, что перед началом конференции у меня в наличии только половина файлов с докладами, остальное следовало добывать на ходу конференции.

В принципе работа не пыльная и знакомая по моей предыдущей жизни, поэтому все проблемы я решил заранее (опыт, сцуко, не пропиваемый), но возился с мелочами, коих было много.

Все-таки, он-лайны следует готовить коллективно по многим соображениям.

В сознании произошел неожиданный сдвиг — мне уже сложно рассматривать конференцию как «там я узнаю что-нибудь новое о тестировании». Это уже место для тусовки.

Видишь, кто сейчас находится в профессиональной тусовке.

Налаживаются рабочие контакты.

Знакомства с людьми, которых я до сих пор видел только в сети, а тут их можно пощупать и порасспрашивать.

Движение, там то, что «витает в воздухе», и в блогах явным образом не отображается.

Узнавание чего-то практического и нового все так же происходит, но уже местами, и больше в фоне.

Уже не столько «узнаешь новое», сколько сравниваешь услышанное с собственными знаниями или убеждениями.

Уже обращаешь внимание на организацию мероприятия (я фигею с того, как это всё удается Орликову организовать), на манеры и методы докладывания докладов, а не на их суть. Суть я уже видел в процессе предконференционного рецензирования докладов кандидатов.

Метаморфоза произошла незаметно, но сейчас я ощутил ее полностью.

Поэтому сейчас я не смогу сделать какое-либо описание того, что было, на манер отчета. На sqagroup.spb.ru собраны, наверное, все линки на отчеты о прошедшем, и по ним можно составить какое-то своё мнение, даже если это мнение сложится сквозь призму других мнений, и то, что «в воздухе витало», посредством отчетов сложно адекватно передать.

Я попробую рассказать о прошедшем отвлечённо. «Каждый пишет как он дышит» ©

День первый

Сообщили, что я выгляжу очень суровым. Наверное…

Я был очень уставшим после поездки, а также занервничал ввиду отсутствия вайфая в залах — айтишная конференция не может проходить без файвая, this is a must! Без вайфая рушится вся моя замысля с реалтаймной публикацией докладов, и вообще…

Из запасов организаторов мне выдали белую штуку от Yota, и дело задвигалось.

Слушая доклады, я думал о странности климата, в который попал. Утро было темным, как поздний вечер. В обед стало чуть менее пасмурно, затем снова прочно вернулась нескончаемая ночь.

Петр Великий, Петр Великий!
Ты один виновней всех:
Для чего на север дикий
Понесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка.
Холод, слизь, дожди и тьма — так и тянет из окошка
Брякнуть вниз о мостовую одичалой головой…
Негодую, негодую… Что же дальше, боже мой?!

Будучи в непосредственной близости от места действия, ощутил новые грани действительности в этом давно знакомом стихотворении. Исчезли его отвлеченность и литературность, появилась репортажность.

В новых городах геометрия пространства всегда видится мне искривленной. Можно в принципе определить свое направление по картам или по маршрутам общественного транспорта, но непонятно, как долго будешь идти, что будет за углом, и когда, собственно, этот угол появится. Юзать такси можно, но таким образом город не рассмотришь, и, опять же, ориентироваться в нем не сможешь.

В Санкт-Петербурге я снова это всё испытал. Ощущение весьма неуютное, плюс сильнейшая усталость от двухсуточного просиживания в автобусе — вообще грань автопилотизма. А какой мне поможет автопилот в незнакомом городе?

Но, в любом случае, довелось за четыре часа ближе к ночи пройтись по городу, и много подумать.

Глядя на карту и читая названия улиц (пункт сбора с соотечественниками был назначен по определенному адресу в центре города, и мне нужно было понять указанный на клочке бумажки маршрут), постоянно вспоминались отрывочные строки из песен, стихов и разной-разной прозы.

Так давайте пройдем в этот вечер прекрасный
Старым Невским моим, да по той стороне,
Что в обстреле была так темна и опасна.

И я иду по указанной стороне, и гляжу на соцветие бликов, огней, прожекторов, которые освещают стены и лепнину зданий, и ощущаю просторы улицы, которую топчу. И всё это реально.

Вышел из метро в указанном месте, по карте города на стене обнаружил, что если я вернусь на одну остановку, и пройду в нужном направлении пешком, то увижу много всякого интересного просто по пути:

А напротив гостей всех мастей полон Двор —
Вожделенная цель интуристовских сумок.
Но как предки мудры, и Казанский собор
от сует отлучен Государственной Думой.

А если пройду немного дальше нужного поворота, я попаду прямиком на:

…Аничков мост, где несчастных коней
По приказу царя так жестоко взнуздали.
Я хотел бы спросить этих сильных людей —
Вы свободу держать под уздцы не устали?

Обязательно! Всенепременно! Вперед!

По пути сознаю, что вот оно всё то, о чем слышалось в отвлеченных песнях: вот Казанский, вот мелкая и странная речка — канал Грибоедова, вот Спас на Крови (неимоверно внушительное сооружение), вот все то, о чем я столько знаю.

Фигасе, вот и дом Зингера! Да, тот самый, йоу!

Вау!

Дальше, дальше! По поребрикам!

В наушниках бурлят Здоб ши Здуб. На чужой земле они особенно хорошо воспринимаются. А в сознании бурлит другое:

Повторяется шепот,
Повторяем следы.
Никого еще опыт
Не спасал от беды!
О, доколе, доколе,
И не здесь, а везде
Будут Клодтовы кони
Подчиняться узде?!

Вот и они, коняжки…

Было нескончаемое ощущение того, что я попал на цеховой бал по случаю очередной годовщины тезоименитства. К балу, как известно, долго готовятся. Я долго готовился. Я долго ехал. И вот — приехал.

И вот оно, нарядное, на праздник к нам пришло…

Совершенно не было скучно. Количество людей (over 300) внушало, и внушало качество разговоров, которые я слышал краями ушей. Да и если бы все молча молчали бы в тишине, я все равно получил то, за чем приехал из такого издалёка.

Я думал о том, что нужно сделать, чтобы это ощущение не прекращалось, и проявлялось бы в том же моем блоге, или на форуме s-t.ru; хотя на форуме — вряд ли; еще многое нужно продумать, чтобы форум не прогнулся под хиханьками постояльцев. Уже, однако, появляется «молодежь» с вопросами о вечном, и надо этому соответствовать.

С другой стороны, не хочется молодежь с простыми вопросами отсылать «читать литературу», но с одной стороны — как же не послать-то?

На аничковом мосту постоянное движение.

Сжатый дядька бросил что-то мелкое в воду — мусорки в Санкт-Петербурге редки ввиду потенциального терроризма с их участием. Да и нафига мусорки — есть же каналы и реки, которые можно использовать по-средневековому методу. Пущай плавает, пущай радует археологов будущего.

Двое стоят на мосту — один, похоже, местный, второй вроде меня, издалёкий. И объясняет местный неместному: «Вот, это тот самый мост шестнадцати яиц…»

Надо корректировать ожидания.

Я вовремя не смог, и вот, нарвался.

Местный придурок со своим неместным спутником уходят, я смотрю на «след от одного из снарядов, которыми обстреливали город во время блокады«. Очень холодно. Я понимаю, что жить в Санкт-Петербурге не захочу ни в коем случае — климат зверский, я от него уже страдаю. И мне совсем не хочется ходить по мостам с яйцами. Это ж надо такое придумать…

Дело в том, что я оказался прекрасно знаком с литературным Санкт-Петербургом (тот же эффект наблюдается при посещении Одессы). Одно время я фанател от поэтов Серебрянного века, и искал любую информацию об их окружении. Доискался. Я знаком с очень большим массивом текстов как сугубо литературных, так и газетных, а также мемуарных — от Чуковского и Маршака до всяких дневников придворных деятелей последних лет Российской империи.

Я знаю этот город, ни разу его не посетив.

Я могу составить список мест, которые обязан посетить каждый приезжий, и могу провести в этом городе не меньше месяца в ежедневной ходьбе по определенным адресам, и мне даже не нужен гид, чтобы рассказывать про все эти чудеса.

И на мосту я вижу не просто диких коней с голыми дядьками, которые валяются у них под копытами — я вижу идею скульптора, я вижу смысел в композиции, я вижу пластику незавершенных движений, я помню и понимаю описание и значение всех четырех фигур, я понимаю, почему этот голый дядя находится внизу от коня, а этот — сбоку. Но эпитет с яйцами превращает обнаженных покорителей зверской природы в голозадых дебилов…

С культурным наследием всё очень сложно.

Надо тренировать навыки оценки культурных артефактов, надо многое узнавать и переузнавать, чтобы увидеть в голозадом обладателе яиц силу и стремление, сюжет и двадцать лет работы, движение и уравновешенность. Одной санкт-петербургской прописки для всего этого недостаточно.

Но завтра мне снова на конференцию, а послезавтра надо уезжать. Поэтому я пешком спускаюсь к витебскому вокзалу за билетами в мой обратный конец.

По пути ощущение отторжения усиливается. Город контрастов. То кругом дворцы, дворцы, статуи с памятниками — плюнуть некуда. То вдруг старые дома — какие-то толстостенные трущобы.

Дома шикарные (были когда-то), с лепнинами и огромными потолками, но внутри — коммуналки, в которых страшно жить, и следить за чистотой внешней стороны домов никому не приходится. Поэтому дома напоминают увядших стариков, которые когда-то были гигантами мышц и духа, которые блистали на балах и полях сражений, а теперь сидят, сморщенные и скрюченные, и никто их никуда уже не приглашает — кончились балы, все расходитесь.

На пошарпанных и разодранных стенах светятся яркие, мигающие вывески. Очень всё наляписто и неуместно.

На тротуарах очень раздражают желобы из-под труб дождевой канализации от стены до поребрика — постоянно рискую свалиться на ровном, в общем-то, месте.

И из-за налета старины крепнет ощущение того, что так будет всегда, и даже через триста лет город будет выглядеть точно так, как сейчас, всё продолжится, ничего не прекратится и не изменится, и ничего нового тут не придумать…

И все так же, не проще,
Век наш пробует нас —
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь,
В тот назначенный час?!

Где стоят по квадрату
В ожиданьи полки —
От Синода к Сенату,
Как четыре строки?!

Вечером, вместо того, чтобы вернуться «хз куда» в здание гостиницы, в которой проходит конференция, и трамбоваться пивом, я остался один на один с коллекцией dvd хозяйки жилища, в котором я оказался.

Нет, конечно, тусовка тестировщиков одной конференцией не ограничивается, нужно еще и после нее загудеть. Однако я не смог отойти от этих dvd. Да и болит у меня всё, хочется только лежать, беспамятно распростав усталые ноги во все концы света.

Хозяйка коллекции работает в киноиндустрии, и фильмы подобраны очень грамотно. Нашел фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли»… Надо же!

Включил.

Бляха-муха! Вот же какое кино! Как много можно выразить посредством чистого кино-языка! Как много отвлеченных вопросов возникает в процессе просмотра.

И немедленно отключился.

День второй

На выходе из метро афиша: «20-го числа в Ледовом дворце группа Ария!»

Ыыыыыы!

Нипопаду!

Очень славно доставило то, что до конференции доставляли автобусами — иначе затратил бы излишне много сил на передвижение по незнакомой местности. Я так и не понял, где именно находится отель «Карелия» и как туда добираться самостоятельно. Я был полностью погружен в предстоящее испытание — мне выпало докладывать собственный доклад после обеда.

В голове, конечно, крутилось только неуместное «Васильевский остров прекрасен, как жаба в манжетах» — какой нафиг остров в этот момент, я там даже не был, я еще не полностью готов к докладу!

Большая часть времени уходит на подготовку презентаций к публикации, поэтому я медленно раскачиваюсь, иногда соображая, что незаметно пролетел еще один час. К счастью, думаю я, одновременно с моим докладом будет идти мастер-класс Баранцева и доклад Евгении Фирсовой из Яндекса, а это должно перетянуть на себя всю аудиторию, и мне не придется смотреть на большое скопление народа перед собой.

Время обеденное, в зале-галерее, заполненном странными скульптурками современного неолита, в котором мне выпало выступать, еще вообще никого нет. Вообще. «Сижу один, как тать в ночи, с одной мольбой неистовой — поговори, поклевещи, родной ты мой, транзисторный… Молчит товарищ Гольдберг, не слышно Би-би-си, и только песня Сольвейг гремит по всей Руси…»

Еще раз думаю о том, что и как буду говорить, и все яснее понимаю, что презентация моя — бред курячий, что полна она банальностей и вообще скучна, особенно по сравнению со всеми теми докладами, которые я уже видел. И вообще тему я выбрал самую идиотскую — большая часть посетителей конференции работают в крупных компаниях, поэтому…

В общем, внезапно понимаю, что народу уже ОЧЕНЬ много, и что уже подошел час стрелецкой казни. Ну, раз так, я встаю, и одновременно с этим движением забываю все то, о чем так хотел сказать в ходе доклада…

Пришлось импровизировать.

«Вот моргает мне, гляжу, председатель:
Мол, скажи свое рабочее слово!
Выхожу я,
И не дробно, как дятел,
А неспешно говорю и сурово:

«Израильская,- говорю,— военщина
Известна всему свету!
Как мать, — говорю,— и как женщина
Требую их к ответу!

Который год я вдовая,
Все счастье — мимо,
Но я стоять готовая
За дело мира!
Как мать вам заявляю и как женщина!..«

Тут отвисла у меня, прямо, челюсть,
Ведь бывают же такие промашки! —
Этот сучий сын, пижон-порученец
Перепутал в суматохе бумажки!

И не знаю — продолжать или кончить,
В зале, вроде, ни смешочков, ни вою…
Первый тоже, вижу, рожи не корчит,
А кивает мне своей головою!

Ну, и дал я тут галопом — по фразам,
(Слава Богу, завсегда всё и то же!)
А как кончил —
Все захлопали разом,
Первый тоже — лично — сдвинул ладоши.»

После доклада часа три безумно смотрел на мир и пытался и презентации публиковать, и вернуться в состояние адекватности. Словно впервые в жизни выехал на проезжую часть.

Дело резво шло к финалу. Я подустал ходить, устал общаться, устал сидеть. Хотелось неподвижно лежать сто лет. Оккупировал походный стол software-testing.ru и медленно смотрел в монитор ноута.

День третий

В Кишинев возвращался на поезде.

К поездам у меня тоже большие претензии — я не помещаюсь в стандартах спального места. Мои великолепные ступни свисали с верхней полки, и каждый проходящий обязательно терся о мои пятки, что меня немедленно будило… Потом меня медленно засыпало до следующего проходимца по вагону.

На станциях входили люди-продавцы всякой хрени по завышенным ценам — и конфеты, и газеты, и будильники. Несколько раз ходили люди с DVD-all-inclusive, на обложках значились все нынешние хиты просмотров.

Вопрос к видео-копирастам: не пробовали ездить в поездах?

Батарея ноута, в общем, огорчила. В рабочем режиме она выдает четыре часа работы, но по сравнению с 39-ью часами пути эти четыре часа выглядели и оказались каплей.

Перед выходом из вагона я застегнулся полностью, памятуя о том, что снаружи холодно. Но снаружи оказалось неимоверно тепло, хотя и сыро. Очень тепло. Это юг, матка-боска, и я — южанин.

Дома вторым делом я полез к компьютеру. Выяснилось, что в пятницу (первый день конференции) мой блог обслужил 1 500 посещений. В субботу и воскресенье — 918 и 944 соответственно. А в понедельник, пока я ехал в проклятом поезде, переполненном соотечественниками, в блог было заглянуто 2 216 раз.

Теперь ежедневное количество заходов крутится у планки 1000, и я снова не знаю, чего такого придумать, чтобы удерживать посещение на высоком уровне. К тому же, на работе горячая пора, и сложно думать о чем-то еще, кроме работы. Знаю только, что с интересом жду сообщения о том, где будет проходить следующий выпуск конференции.

Неужели мне снова придется отдавать мои пятки на растерзание шатающимся по вагону?

В общем, такой была конференция SQA Days 8 вот что я пережил и передумал на конференции SQA Days 8.

Хотя нет, не всё.

Снова день второй

Санкт-Петербург — это большой город, в котором не за кого выходить замуж, ведь кругом одни только геи, которые ширяются страшной смесью скуки и алкоголя…

Еще я познакомился с небольшим пёсиком по имени «Сид Вишес» (он умеет брать доминант-септаккорд в си бемоль голосом, жалкие вы людишки!), и пообщался с одной «питерской богемой».

Значит, уже десятый год эта талантливая артистка, звезда провинциальной сцены, покоряет Санкт-Петербург. Сейчас снимает очередную сцену комнату в очередной коммуналке. Внешне яркая, внутренне богатая, работает в каком-то кафетерии.

— А где тут у вас Розенбаум живет?

— Ой, а Розенбаума у нас не любят.

— Фигасе! За что?

— А он в каких-то делах с недвижимостью замешан…

— Какое это имеет отношение к его песням?

— Не знаю, но замешан.

Выяснилось, что «у нас, в Питере, много наркоманов, а выходить замуж не за кого — или наркоман, или алкоголик, или гей, общаться не с кем«.

«Или тестировщик» — подумал я, но промолчал, ибо юмор не был бы оценен, и я таким неумелым заявлением рисковал бы записать «питроградских» тестировщиков в поголовный список геев-алкоголиков, за что они потом всем кагалом скинулись бы и послали бы, например, Рому Твердохлебова в Кишинев, чтобы меня прибить (это гипербола).

А еще выяснилось, что быть артистом в Санкт-Петербурге невозможно в принципе. Артисты театра, например, получают неимоверно мало денег, жить им не на что. Надо прорываться в кино.

— Хорошо. А почему ты не звезда экрана?

Напомню, что покорение происходит уже десятый год.

— Потому, что для того, чтобы стать известным, надо или переспать с кем-то, или с кем-то бухать. Я выбрала бухать, поэтому я еще не звезда.

— Ммм… А как же… То есть, все известные артисты с кем-то спали, чтобы стать известными?

— Конечно!

— Ммм… Алиса Фрейндлих?

— О, Алиса Бруновна! Можем ей в любой момент позвонить! У меня ее телефон есть.

— Да ладно! А ну, позвони! Я ей скажу, что я ее обожаю.

— Ээээ… Нет, уже поздно звонить. Завтра, может быть.

— Ладно. Итак, с кем ей пришлось…

— Ты не сравнивай то время с нашим временем. Тогда же все по-другому было.

Мда?

– Уй, мадам! – подтвердил Фагот, – натурально, вы не понимаете. Насчет же заседания вы в полном заблуждении. Выехав на упомянутое заседание, каковое, к слову говоря, и назначено-то вчера не было, Аркадий Аполлонович отпустил своего шофера у здания акустической комиссии на Чистых прудах (весь театр затих), а сам на автобусе поехал на Елоховскую улицу в гости к артистке разъездного районного театра Милице Андреевне Покобатько и провел у нее в гостях около четырех часов.

– Ой! – страдальчески воскликнул кто-то в полной тишине.

Молодая же родственница Аркадия Аполлоновича вдруг расхохоталась низким и страшным смехом.

– Все понятно! – воскликнула она, – и я давно уже подозревала это. Теперь мне ясно, почему эта бездарность получила роль Луизы!

И, внезапно размахнувшись коротким и толстым лиловым зонтиком, она ударила Аркадия Аполлоновича по голове.

Подлый же Фагот, и он же Коровьев, прокричал:

– Вот, почтенные граждане, один из случаев разоблачения, которого так назойливо добивался Аркадий Аполлонович!

– Как смела ты, негодяйка, коснуться Аркадия Аполлоновича? – грозно спросила супруга Аркадия Аполлоновича, поднимаясь в ложе во весь свой гигантский рост.

Второй короткий прилив сатанинского смеха овладел молодой родственницей.

– Уж кто-кто, – ответила она, хохоча, – а уж я-то смею коснуться! – и второй раз раздался сухой треск зонтика, отскочившего от головы Аркадия Аполлоновича.

– Милиция! Взять ее! – таким страшным голосом прокричала супруга Семплеярова, что у многих похолодели сердца.

А тут еще кот выскочил к рампе и вдруг рявкнул на весь театр человеческим голосом:

– Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!

— Мда? Тогда… Лиза Боярская?

— У нее папа известный — он ее и протолкнул. Знаю я эту Лизку прекрасно…

— Мда? А вот Владимир Миронов — он что, с кем-то «спал»?…

— А Миронов у нас гей.

— В каком смысле?

— В прямом, видно же по лицу.

— Блин. А я не вижу. Он же артист! Я об искусстве говорил!

— Ну да! Он гей, и чтобы сниматься в фильмах на первых ролях…

— Погоди, погоди! А…

— И Киркоров гей. И Олег Меньшиков гей.

— Блин, что, все геи?

— А то!

Мне с глубинным ужасом подумалось о том, с кем пришлось спать Дмитрию Медведеву, чтобы получить роль президента Российской федерации…

— А Безруков? Тоже гей?

— А что Безруков? Он вообще бездарный. У него только внешность подходящая, чтобы Пушкина играть. Главное, вообще-то, попасть в Голливуд. Но в Голливуд не попасть — там все заняли евреи.

— Какие евреи?

— Обычные. Когда-то русские могли завоевать Голливуд, но Сталин приказал Эйзенштейну создавать кино в Одессе, поэтому время прошло.

— Ну слушай… Ну не могут же все быть геями. Вот, например, Машков?

— А что Машков?

— Ну, офигенный актер, дарование. Он что, тоже с кем-то спал?

— А что такого он сделал, чтобы быть офигенным актером?

— Он, кстати, в Голливуде снимался. Там, где евреи все оккупировали.

— Да? В каком фильме?

— В этом, как его… «В тылу врага»! Он там играл серба или боснийца, что ли, который хотел замочить Оуэна Уилсона…

— А, это тот самый фильм, который провалился во всех прокатах, да?

Вообще-то, бюджет 40 млн, сборы 91 млн длр США. Разве это провал?

В общем… «Богема» оказалась со сложной внутренней структурой, я так не могу.

Наверное, это всеобщее отрицание окружающей действительности — защитная реакция для тонкой артистической психики. Но все-таки…

Общаясь с богемой, я заскучал по моим дорогим сердцу и понятным разуму тестировщикам. Все-таки, айтишность ближе к адекватности, нежели артистичность.

Уж лучше бы пил.

(пилилим-пилилим)

И курил.

———————————————

В тексте органично использованы песни-стихи четырех Александров: Розенбаума, Галича, Васильева и Гликберга, в быту известного как «Саша Черный».

Всi ихние права на ихние стихи захищены.